Представляю вашему вниманию перевод прекрасного интервью Ариэля Файнермана (с которым мы записываем подкасты о радикальном продлении жизни) журналу Trigger Warning. Интервью брала Рэйчел Хэйуайэр, которая баллотируется на пост Президента США. В интервью раскрываются некоторые наши нынешние и грядущие проекты.

Ариэль Фейнерман – исследователь в области биоинженерии, медицины и физики. Живя и работая в Санкт-Петербурге, Россия, он проводит своё время, улучшая условия жизни людей, привнося радикальные области трансгуманизма в публичную сферу. Он является автором лекции «Омолаживающие биотехнологии: инженерный подход» и пишет популярные блоги на русском и английском языках, где выпускает новости об омолаживающей биотехнологии и берет интервью у людей из этой сферы. Он также является автором сюрреалистического мистического романа «Взгляд», в котором исследуются темы бессмертия и психологии. Поскольку сейчас я баллотируюсь на пост Президента в качестве независимого кандидата и у меня растёт база поддержки трансгуманистов в радикальном продлении жизни, я решила спросить Ариэля о его работе, чтобы я могла лучше понять моих коллег.

Рэйчел Хэйуайэр: Ты говорил мне про хибернетику ранее. Расскажи читателям Trigger Warning о чём мы говорили.

Ариэль Файнерман: Хибернетика – это наука, которая изучает особые состояния и процессы, имеющие различные названия, такие как анабиоз, спячка или оцепенение; в зависимости от деталей этих процессов. Она занимается объяснением их как на физиологическом, так и на молекулярном уровне в организмах, таких как летучие мыши, лемуры и арктические куницы. Затем она использует эти знания, чтобы погрузить человека в анабиоз. Поскольку я не мог найти какое-либо специальное название для этой сферы исследований, я решил назвать её соответствующим образом.

РХ: Почему хибернетика так важна и как она связана с жизнью человека?

АФ: Основная её цель – дать людям возможность впасть в анабиоз. Хотя сам анабиоз не продлевает активную жизнь и может рассматриваться скорее как «побег от смерти», чем «борьба со смертью», она может использоваться во многих случаях как технология спасения жизни. Когда организм в анабиозе, все его метаболические процессы очень медленные, включая любую патологию и старение. Анабиоз – это то, что уже существует в природе и может спасти человеческие жизни в ближайшее время.

РХ: В чем разница между крионикой и хибернетикой?

АФ: В отличие от крионики, которая имеет дело с клинически мёртвыми человеческими телами, хибернетика изучает замедление процессов в живых организмах. Метаболические процессы все ещё продолжаются, только очень медленно. Очень важно, что не нужно ждать, когда человек умрёт, чтобы ввести его в анабиоз, потому что это работает только на живом человеке. Более того, вы можете ввести своего пациента в анабиоз и вывести из него в любое время!

Брайан Воук, один из пионеров криобиологии, говорит: «Анабиоз отличается от крионики, потому что он не требует уверенности в отношении будущей технологии. Это то, что сразу и наглядно работает. Медицинское использование анабиоза все ещё требует оптимизма, что болезни можно вылечить.»

РХ: Разъясните принципы анабиоза для людей, которые лишь знакомятся с этими идеями.

АФ: Мы знаем много видов млекопитающих и даже несколько приматов, которые могут находиться в анабиозе в течение 5 месяцев. Температура их тела падает от нормальной до ~ 5 по Цельсию. Их энергетический обмен падает до 5% от нормального. Они не мертвы – они живы, имеют сердцебиение и дышат – хотя и очень медленно. Такая идея уже работает в природе. Исследования показывают, что у человека при падении температуры тела на градус по Цельсию клеточный метаболизм замедляется на 5–7%.

Если мы сможем замедлить наш метаболизм в 10 раз, тогда один год анабиоза будет эквивалентен одному месяцу нормальной жизни. Конечно, нужны специальные внутривенные питание и фильтрация, но потребление энергии будет в 10 раз ниже. Используя этот цикл, за один год анабиоза и один месяц реабилитации мы можем «превратить» 11 лет анабиоза всего в 2 года нормальной жизни. Конечно, это должно быть показано исследованиями.

Ещё было показано, что даже целевое регулирование температуры, которое работает лишь до 30 градусов Цельсия, вполне многообещающе в лечении неврологических болезней.

РХ: Что привело тебя в хибернетику? Было ли особое переживание, которое заставило тебя поверить, что это путь к успеху?

АФ: Мне было тринадцать, когда я потерял веру в загробную жизнь. Это был большой шок для меня. Я уверен, что каждый ребёнок испытывает этот шок. Исчезнуть – что может быть ужаснее! Несколько лет я думал о том, как справиться с этим, пока не пришёл к размышлению о продлении жизни.

Когда мне было восемнадцать, я начал изучать различные сферы исследований: биоинженерия, киборгизация, бионика, наномашины. К сожалению, все они ещё были научной фантастикой, когда речь шла о продлении человеческой жизни. SENS был в зачаточном состоянии, и анабиоз казался единственно возможным реальным вариантом.

К счастью, теперь ситуация изменилась: SENS в лице омолаживающей биотехнологии достиг переломного момента и стал передовой и уважаемой сферой исследований. Хотя многие биоинженеры, которые следуют подходу SENS, предпочитают не говорить, что занимаются SENS, на самом деле они занимаются именно SENS! Первая омолаживающая панель прогнозируется к клиническим испытаниям на человеке всего через пять лет! Однако может пройти ещё 20 лет, прежде чем мы полностью победим старение и достигнем скорости спасения жизни. Многие угрожающие жизни возрастные патологии все ещё неизлечимы. И здесь хибернетика выходит на сцену.

Представьте себе человека 50 лет, у которого появились признаки болезни Паркинсона – мы можем поместить его в анабиоз на 11 или 22 года, и ему будет биологически лишь 52 или 54 года, когда мы сможем его вылечить. Я уверен, что через 10–20 лет мы сможем излечить болезнь Паркинсона и иные нейродегенеративные патологии, учитывая темпы прогресса в биоинженерии. Очень важно и то, что он не будет в анабиозе непрерывно в течение 20 лет. Анабиоз нужно прерывать по меньшей мере раз год на один месяц реабилитации, когда врачи могут проверить его здоровье и принять решение, продлят ли ему анабиоз или будут лечить пациента с помощью новой терапии.

Даже когда мы полностью победим старение, анабиоз будет полезен в длительных космических полётах. Помните, что первая пилотируемая миссия на Марс запланирована на 2027 год!

РХ: Есть ли какие-либо проблемы, связанные с анабиозом и хибернетикой?

АФ: Конечно. Поскольку ни люди, ни их близкие виды не могут впадать в спячку, существует много проблем, которые нам нужно преодолеть, чтобы люди могли безопасно переживать анабиоз. Одна из проблем заключается в том, что человеческое сердце останавливается, когда температура его тела падает ниже 25 по Цельсию. Это означает, что люди, которые сталкиваются с переохлаждением, не дышат и не имеют сердцебиения. Ещё проблемы – тромбообразование из-за медленного кровотока, риск грибковой или бактериальной инфекции из-за недостаточной иммунной реакции, риск повреждения головного мозга из-за низкой температуры и многие иные.

Полный список проблем и возможных решений можно найти в Отчете NASA, последнее обновление в 2017. Да, НАСА рассматривает анабиоз как вариант для длительных космических полётов, но они концентрируются на лёгкой гипотермии, которая лишь незначительно снижает температуру тела и не замедляет старение.

Несмотря на все эти проблемы, факт, что некоторые виды млекопитающих впадают в спячку, даёт нам надежду, что это может быть возможно и у людей.

РХ: Проводите ли вы свои собственные исследования в этой сфере?

АФ: К сожалению, нет. Это очень затратное направление; у нас нет таких средств. Мы делаем лишь предварительную теоретическую работу. Мы сосредоточены на более «мэйстримной» работе в сфере омолаживающей биотехнологии. Мы создали небольшую интернациональную исследовательскую группу и начали исследования по липофусцину, типу «внутриклеточного мусора», который накапливается в наших клетках, особенно в долгоживущих, таких как мышечные клетки и нейроны.

Липофусцин является одним из основных типов молекулярных повреждений в SENS, и он связан со многими возрастными патологиями от нейродегенерации до хронического воспаления. Мы выбрали липофусцин, потому что в настоящее время в мире нет исследовательских групп, работающих над ним. Наша главная цель – сделать энзимную терапию, способную разрушить липофусцин.

Кроме того, мы начинаем ещё один проект – SENS панель биомаркеров старения, и наша цель состоит в измерении уровней основных типов повреждений, а не различных косвенных. Мы ищем инвесторов.

РХ: Интересно! Каких инвесторов вы имеете в виду?

АФ: Мы ищем умных венчурных инвесторов и компаньонов, которые разделяют наши ценности. Это не так просто, потому что биомедицинская инженерия сильно отличается от иных сфер, например, таких как программирование. Обычно занимает много времени и средств, пока ваш проект станет коммерчески успешным. Не говоря уже об очень дорогом оборудовании, реагентах, лабораториях и тщательно обученном персонале.

Иногда вы понимаете, что ваше первоначальное направление исследований было неверным, и что вы должны начать с самого начала. Никто не может сказать, сколько времени и средств займёт проект. Все суммы, которые мы можем сказать нашим инвесторам, являются приближёнными, основанными на нашем собственном опыте. Это неприятная правда, которую многие люди в этой сфере предпочитают игнорировать. Я полагаю, что каждый инвестор в биомедицинской инженерии обязан помнить об этом и быть готовым к этому.

Большинство инвесторов избалованы рынком веб программирования, где вы можете нанять несколько студентов за нищенскую зарплату, которые напишут вам новый Instagram через несколько месяцев. Биоинженерия не работает таким образом. Вы обязаны вложить большие ресурсы в компанию, если хотите получить рабочую терапию. $4 миллиона за три года – минимальная цена в США. К сожалению, большинство инвесторов интересуются лишь быстрой прибылью; они хотят как можно скорее увеличить цену компании и продать её Большой Фарме. Они не заинтересованы в рабочей терапии. Если мы слышим такую речь, мы знаем, что это не наш инвестор.

РХ: Есть ли иные группы, которые работают в хибернетике?

АФ: В США есть несколько лабораторий. Например, в Центре Исследований Рака им. Фреда Хатчинсона была лаборатория Марка Рота; есть Центр Исследований Реаниматологии Университета Питтсбурга, Массачусетский Госпиталь и Пресвитерианский Госпиталь в Питтсбурге. В Карлтонском Университете в Оттаве, Канада, есть лаборатория Кеннета Б. Стори. Была программа исследований в ESA в Европе, но она, похоже, закрылась. Существует программа NASA, о которой я упоминал ранее.

Количество проектов, направленных на решение этой проблемы, недостаточно, конечно, для решения такой сложной задачи. Более того, почти все эти исследования посвящены использованию оцепенения в экстренных случаях, а не длительного анабиоза в целях замедления старения. К сожалению, хибернетика является очень заброшенной сферой исследований, хотя и очень перспективной.

Я уверен, что мы сможем создать технологию индуцированного анабиоза человека через 5-10 лет, при нормальном финансировании, если это возможно в принципе. Когда я говорю «в принципе», я имею в виду «используя нынешние технологии или технологии ближайшего будущего». В целом анабиоз человека, конечно, возможен, поскольку он не противоречит никаким законам физики.

Я считаю, что Human Hibernation Project или Initiative в качестве аналога проекта «Геном человека» или проекта «Мозг человека» должны быть созданы в целях привлечения внимания биомедицинских организаций, СМИ и исследователей. Мы приглашаем к сотрудничеству такие агентства, как DARPA, ARPA-E и NASA, а также частные компании, такие как SpaceX.

РХ: Можете ли вы назвать иные заброшенные, но перспективные сферы исследований?

АФ: Конечно! Нанотехнологии, например. Я имею в виду нанотехнологию в ее первоначальном смысле, впервые предложенную Ричардом Фейнманом («There’s Plenty of Room at the Bottom») в шестидесятые и Эриком Дрекслером («Engines of Creation») в восьмидесятые, которые подразумевают микро / наномашины, молекулярные нанотехнологии, атомно-позиционную сборку. То, что сейчас называют нанотехнологией, является всего лишь улучшенным материаловедением.

Помните, что разные наночастицы – не нанотехнологии! Некоторые учёные делают наночастицы, сжигая железо в высокотемпературном пламени, и называют это нанотехнологиями! Какой позор!

РХ: Если эти области настолько многообещающие, то почему в них работают безумно мало исследователей?

АФ: Потому что большинство людей – и исследователи не исключение – либо глупцы, либо трусы!

Первая причина заключается в том, что в течение многих лет эти сферы исследований были лишь научной фантастикой. Даже сейчас, когда мы можем приступить к их реализации, большинство исследователей не верят в их осуществимость.

Вторая причина заключается в том, что все эти сферы находятся в «серой зоне» – в них ещё мало науки и много неопределённости. Даже те немногие исследователи, которые верят в их осуществимость, не просят грантов «из-за репутации», в то время как комитеты по грантам не одобряют их вновь «из-за репутации». Поскольку лишь немногие имеют достаточно смелости, чтобы работать в «серой зоне», мы находимся в порочном круге.

Третья причина связана с двумя вышеупомянутыми – у нас мало экспертов, у кого достаточно опыта, чтобы составить план исследования, и в то же время они достаточно уважаемы, чтобы защитить исследование и изменить мнение большинства.

Это изменится. Проблема в том, сколько людей умрёт пока оно изменится. Помните, что омолаживающие биотехнологии были в аналогичной неизвестности лишь десять лет назад (и, однако, 400 миллионов человек умерли от старения за эти годы). У большинства исследователей нет собственного мнения, поскольку они следуют общему мнению. Если «мэйнстрим» сейчас ищет сенолитики, и они ищут сенолитики; если «мейнстрим» начнёт конструировать наномашины, и они начнут конструировать наномашины. Хотя они же в настоящее время публично заявляют, что наномашины в принципе невозможны.

РХ: Как вы относитесь к медицинскому регулированию?

АФ: Излишнее регулирование является чумой биомедицинских исследований! Особенно в Европе, Великобритании и США. Ирония заключается в том, что на эти страны приходится 95% всех биомедицинских исследований. Некоторые подсчитали, что в настоящее время вывод новой терапии на рынок в США стоит в среднем 2 миллиарда долларов и 15 лет. Даже если «в среднем» не может сообщить нам всю картину, и, как вы знаете, некоторые новые приёмы лечения, такие как иммунотерапия или генная терапия для угрожающих жизни состояний, были проверены «всего» за пять лет, эти цифры пугают.

Первая проблема заключается в том, что эти правила были написаны (и имеют некоторый смысл) для терапии, основанной на малых молекулах, поведение которых и побочные эффекты которых реально сложно предсказать. В отличие от них, биоинженерные методы лечения могут быть разработаны безопасными – поскольку они всего лишь устраняют повреждения, им не нужно вмешиваться в обмен веществ, поэтому намного проще, чем обычно, избегать побочных эффектов и взаимодействия с иными методами лечения. Они всего лишь устраняют ключевые повреждения, а это означает, что их легче разрабатывать и тестировать – и они намного безопаснее. Они могут безопасно применяться в клинике после II фазы клинических испытаний.

Вторая (гораздо более важная) проблема заключается в том, что никто не хочет брать на себя ответственность за здоровье и жизнь пациентов. Регуляторы, биоинженеры, врачи, – все они предпочитают, чтобы пациенты умирали от своей патологии, а не от терапии. Ибо в нашей сломанной системе, если пациент, который все равно умрёт, умирает от патологии, это считается нормальным; однако, если пациент умирает от какой-либо терапии, все люди из регуляции и клиники могут быть обвинены. Поэтому для них гораздо безопаснее ничего не делать, чем делать что-либо. Они не могут быть обвинены, когда миллионы людей умирают, потому что они не разрешили новую экспериментальную терапию. Поэтому они не заинтересованы в том, чтобы вводить новые методы лечения в клинику! И это намного страшнее.

Я предпочитаю, чтобы пациент, который все равно умрёт, умер бы от экспериментальной терапии, потому что а) мы, по крайней мере, пытаемся вылечить его, и у него есть шанс выжить, б) вероятность смерти от тщательно разработанной терапии мала, и в) даже если он умрёт, его смерть не будет бесполезной, ибо мы можем тщательно исследовать его случай и улучшить нашу терапию.

К счастью, такие люди, как Лиз Пэрриш через компанию BioViva, создают жизнеспособную альтернативу обычному пути регулирования. В ближайшее время медицинский туризм станет основным способом внедрения в жизнь новых экспериментальных приёмов лечения.

«Есть более 40 стран, которые не регулируют медицинские устройства, процедуры или лекарства. Большинство из этих стран, вероятно, хотели бы стать приютом для редактирования эмбрионов и генной терапии», – говорит доктор Джосия Зайнер, CEO биоинженерной компании The Odin и бывший биоинженер НАСА, в «The Science Behind the CRISPR Babies Lulu and Nana»

И есть ещё больше стран со слабым медицинским регулированием, таких как Россия, Беларусь, Украина, Мексика или многие азиатские страны, где гораздо проще получить разрешение на новую экспериментальную терапию. Например, Fast-track approval в Японии, которое позволяет использовать новые методы лечения, если они показали свою безопасность, и лишь с намёками на их эффективность.

Помните – чиновники FDA не заботятся о вашей жизни. Они заботятся лишь о своих собственных задницах! Вы знаете, что самое смешное? Вместо того, чтобы радоваться за своих японских коллег, они используют такие уважаемые журналы, как Nature, чтобы обвинить их в «слишком быстром» движении! Представьте себе, миллионы людей умирают от болезней, которые мы уже можем вылечить, и одна из немногих стран, у которой достаточно ресурсов для работы над ними, делает эти методы лечения незаконными! И бутылочное горлышко клинических испытаний настолько узко, что многие виды терапии не увидят своих пациентов еще много лет. Позор Nature за публикацию этой чуши!

Ты знаешь, я вырос на американских фильмах, американских книгах, американских комиксах, американской культуре, и я очень люблю Америку. Я не могу поверить, что такие вещи происходят в стране, которая отправила людей на Луну!

Риск – часть нашей жизни. Мы не можем не рисковать, если хотим двигаться вперед. Как говорит Лиз Пэрриш: «Нет риска, нет выгоды. Медицина не может прогрессировать, если никто не готов рисковать. Это касается как инвесторов, так и пациентов.»

РХ: Некоторые люди обвиняют сторонников радикального продления жизни в эгоизме. Что бы вы сказали это?

АФ: Я не вижу никакой проблемы. Причины не важны –  лишь результаты важны. Если мы можем помочь себе, значит мы можем помочь всем. Почему кто-то беспокоится о наших причинах – работаем ли мы, потому что хотим продлить свою собственную жизнь, или потому что мы хотим помочь людям в продлении их жизней, – если результат не изменится?

Может быть, кто-то считает, что быть эгоистом неправильно, но они обязаны помнить – мы живы лишь потому, что наши предки были достаточно эгоистичны, чтобы выжить. Энди Уорхол был прав. «Вы эгоистичны!» – Ну и что. «Омоложение неестественно!» – Ну и что. «Неравенство!» – Ну и что. «Перенаселение!» – Ну и что. Люди не заинтересованы в ответах, ибо ответы существуют с начала века. Поэтому лучший способ ответить им – это сказать «ну и что».

Я очень эгоистичен! Ну и что.

РХ: Что ты делаешь, когда не работаешь над радикальным продлением жизни?

АФ: Хотя мы продвигаем радикальное продление жизни, мы не работаем над радикальным продлением жизни. Я считаю, что нет такой вещи, как «работа над продлением жизни» (если не учитывать различную геронтологическую чушь, как манипуляции с генами у мух). Мы работаем на здоровье человека. Мы начали работу над методами лечения, которые устраняют повреждения в организме, делая людей более здоровыми. Но если кто-то станет здоровее, он будет жить дольше! И продление жизни – лишь побочный эффект от того, что вы здоровы, поэтому нам обычно не нужно делать специальные вещи, чтобы жить дольше – омолаживающая биотехнология даёт вам продление жизни бесплатно! Конечно, вы можете думать о радикальном продлении жизни как о следствии омолаживающей биотехнологии.

Хотя это верно для омолаживающей биотехнологии, это и не быть верно для «небиологических» исследований. Но в нынешнее время лишь омолаживающие биотехнологии способны продлить жизнь человека (в принципе на неопределённое время) в ближайшем будущем. Если вы хотите обобщить такие технологии, как бионика, киборгизация или нанотехнологии (которые могут привести к увеличению продолжительности жизни), вы можете назвать их «улучшением человека».

Вернёмся к нашим баранам. Когда я не работаю над улучшением человека, я думаю об улучшении человека! Верно, это главная цель моей жизни. Два года назад у меня произошли травмы головы и шеи, и с тех пор я постоянно живу в приступах тревоги и боли. Я регулярно делаю МРТ-сканирование мозга, шеи и их артерий, допплерографию и электроэнцефалографию. Они не показывают никаких органических или функциональных изменений, и врачи не могут объяснить мои симптомы. Я надеюсь пожить ещё и увидеть новую терапию, которая излечит причину моих симптомов и вернёт меня к нормальной жизни.

Ранее я увлекался фотографией природы, походами и японским боевым искусством Кендзюцу. Я помню это фантастическое чувство стальной катаны в моих руках, как будто это живое существо!

Когда я чувствую себя приемлемо, я изучаю линейную алгебру, квантовую физику и молекулярную вирусологию. Пишу сценарии фильмов и художественные книги. Я также очень люблю видеоигры, особенно шутеры от первого лица. Они дают мне ощущение полной жизни. Мои любимые игры: Unreal II: The Awakening, TimeShift, Doom 3, Painkiller, Hard Reset, серии Wolfenstein, BloodRayne, Crysis, Deus Ex и Borderlands.

РХ: Чем ещё ты мог бы поделиться с читателями Trigger Warning?

АФ: Я хочу повторить мои слова из моего интервью с доктором Обри де Греем, взятое в 2017 году.

Мы живём в захватывающую эру – Эру Очень Быстрого Прогресса в науке и инженерии – эру, когда многие вещи, которые были научной фантастикой всего лишь пять лет назад, сейчас обычны, и многие вещи, которые являются не более чем научной фантастикой сейчас будут обычны в ближайшие пять лет. В то же время мы живём в Эру Великой Неопределённости – эру, когда наши небольшие повседневные решения могут оказать огромное влияние на следующие несколько десятилетий. Шаг вправо – и мы победим старение через двадцать лет. Шаг влево – и целые сферы исследований встанут ещё на двадцать лет (как было в изучении глюкозепана).

Новая омолаживающая медицина ещё очень молода и хрупка, как первый весенний цветок после сухой и холодной зимы. И сейчас она особенно нуждается в нашей поддержке! Даже в таких относительно продвинутых сферах, как исследования стволовых клеток или рака, есть серые, недостаточно финансируемые и исследуемые направления, которым нужна наша помощь.

Конечно, вы хотите знать сроки – когда мы победим старение? Вы хотите знать, выиграете ли вы лично? Никто не знает. Я намеренно не спрашивал Обри де Грея о сроках и прогнозах. Больше не будет прогнозов. Хватит. Ибо они дают вам иллюзию, что какой-то хороший умный парень сделает всю работу, в то время как вы можете просто расслабиться, ждать, когда он закончит, и «жить достаточно долго, чтобы жить вечно». Но он не сможет! Это слишком большой, слишком амбициозный проект для одного человека. Теперь вы знаете – ваше будущее лишь в ваших руках. Не «жить достаточно долго…», а «работать достаточно долго…»! Я всегда говорю, что научно-технический прогресс – функция усилий, а не времени. Единственный способ избавиться от болезненной неопределённости и получить окончательный ответ – поддержать реальные исследования омоложения прямо сейчас!

Как вы можете помочь? Ну, если вы сами являетесь исследователем, то тратьте своё время и финансы на разумные подходы, основанные на устранении повреждений, которые в ближайшее время произведут рабочие омолаживающие терапии. Если вы являетесь бизнесменом – жертвуйте в SENS и его союзникам – Project|21, Methuselah Foundation, Forever Healthy Foundation, Life Extension Advocacy Foundation или напрямую поддерживайте исследовательские группы. Инвестируйте в ассоциированные компании или откройте свою собственную. Если вы знаменитость, используйте свою славу, чтобы привлечь внимание к проблеме и исследованиям. Если вы обычный человек, ну, вы можете поощрять своих более влиятельных друзей и делать почти то же самое – просто в меньшем масштабе!

Вы можете спросить: реально ли это? Надеюсь, мы дали вам достаточно примеров. Да, конечно, это реально. Более того, оно уже происходит на наших глазах! Правильный вопрос, однако, заключается в том, происходит ли оно достаточно быстро, чтобы помочь нам – ныне живущим взрослым людям? И ответ, возможно, нет. Конечно, может (и наверняка будет) много прорывов в науке, но мы не можем полагаться на вероятность и случайность, когда говорим о человеческих жизнях (особенно наших собственных). Мы должны полагаться на хороший план, разумный бюджет и наши усилия.

Итак, следующий вопрос: можем ли мы ускорить прогресс? Да, мы можем! Всё, что нам нужно сделать, это то, что Обри де Грей говорил много раз, и то, что я сказал выше, объединиться против нашего главного врага и помочь инженерам. Но сделаем ли мы решающий шаг? Хотя люди редко думают и ведут себя рационально, я предпочитаю быть осторожно оптимистичным! Увидимся на Марсе!